one-man farm

единоли́чное хозя́йство — property in personal ownership; ( ферма) one-man farm

Когда все улеглись на своих нарах, Прасковья тихонько, но внушительно предупредила: - Помните, товарки, и на носу зарубите: никому ни гу-гу про Харитона, как он читал вам листок про нашу жизнь и чего говорили там... (Ф. Гладков, Вольница) — When they were all in their bunks, Praskoveya uttered a quiet but impressive warning. 'Get this into your heads, girls, and make it stay there: not a murmur about Khariton and that paper he read out about our life, or what was said about it...'

- Эх, Фёдор, Фёдор! Знай и заруби себе на носу, что человек живёт мечтой и родится он для творчества. (Ф. Гладков, Мятежная юность) — 'Oh, Fyodor, Fyodor. A man lives on dreams and is born to create. Get that well into your head and keep it there.'

- Ты, Устин, заруби себе на носу: бездельников в колхозе мы терпеть не будем! В три шеи будем гнать всех саботажников! Дармоеды нам в колхозе не нужны. (М. Шолохов, Поднятая целина) — 'And put this in your pipe and smoke it, Ustin. We won't tolerate slackers in the collective farm! We'll kick all saboteurs out on their necks! We don't need any spongers.'

хозя́ин своего́ сло́ва — a man of his word

хозя́ева по́ля спорт — the home team

Даже старики-матросы, видавшие всякие виды, угрюмо молчали, пытливо посматривая на мостик. (К. Станюкович, Человек за бортом) — Even old salts, who had been through the mill, were brooding and silent and kept their eyes fixed on the bridge.

...не только Синцову, но и этому пожилому, опытному, видавшему виды человеку было одиноко и хотелось человеческого сочувствия. (К. Симонов, Живые и мёртвые) — Sintsov could see that this elderly and experienced man, who had seen a few things in his time, was also feeling lonely and in need of human sympathy.

Мы отпустили лошадей. На той стороне в колхозном сарае нас ожидал старенький, видавший виды "виллис", оставленный там ещё зимою. (М. Шолохов, Судьба человека) — We sent the horses back. In a collective-farm shed on the other side an old and battered jeep that had been standing there all the winter was awaiting us.

Буксиру не приснится океан / В затоне тихом, на приколе вечном, / Стоит видавший виды ветеран, / И ржавчина легла ему на плечи. (С. Орлов, Старый буксир) — A tug can't dream of oceans like a man. / Quiet, in a dock, at his eternal moorings, / He stands alone, a weathered veteran, / With russet rust upon his shoulders storing.

Самолёт был старый, видавший виды, с потемневшими металлическими частями и неопределённого цвета фюзеляжем. (Ю. Нагибин, Четунов, сын Четунова) — The plane was an old-timer on the job, its metal parts dark, its fuselage a nondescript-colour.

Скрепя сердце, я дал слово избегать всяких встреч с нею. (А. Бестужев-Марлинский, Страшное гаданье) — I grudgingly gave my word to awoid any meeting with her.

Устроив жене пышные похороны, Игнат окрестил сына, назвал его Фомой и, скрепя сердце, отдал его в семью крёстного отца, Маякина. (М. Горький, Фома Гордеев) — Ignat gave her an elaborate burial, had his son christened Foma, and then, with a stab of regret, placed him in the family of his godfather, Mayakin.

Как мог, я выполнял всё, что мне поручали, но делал это с большой неохотой. Хотелось всё бросить и убежать куда-нибудь на целый день. Но бросить нельзя. И скрепя сердце я оставался дома. (М. Исаковский, На Ельнинской земле) — I fulfilled my duties, but not graciously. I longed to turn my back on them and go off for the entire day, but since this was impossible I set my teeth and remained at home.

В трудные годы Иван, подобно другим охотникам, бил запрещённых зверей и птиц, однако делал это скрепя сердце... (И. Арамилев, На отдыхе) — Like other hunters, Ivan, too, used to kill forbidden animals and birds when times were hard; but he had done this with a quaking conscience...

Я показал Василию Степановичу Боровому, председателю объединённого колхоза, свои расчёты, и скрепя сердце он согласился. (С. Антонов, Поддубенские частушки) — I showed Vasili Stepanovich Borovoi, the chairman of the amalgamated collective farm, my calculations, and he reluctantly fell in with the idea.

Вскоре Шурочка подняла бунт, и дедушке Глечикову скрепя сердце пришлось выставлять новинки для всеобщего обозрения. (С. Антонов, Дело было в Пенькове) — Shurochka rebelled against this practice and, much as he hated doing it, the old man was forced to display the new books for all to see.